Мария Ходякова: «Мой Моцарт – абсолютный ребёнок»

Актриса самой неординарной премьеры «Смоленского ковчега» – о великих и о себе.

Спектакль петербургского режиссера Романа Габриа, поставленный им по мотивам цикла пьес А.С. Пушкина «Маленькие трагедии» с труппой Гомельского драмтеатра, действительно вполне мог претендовать на приз за самую неординарную постановку – если бы такая номинация была. Габриа очень далеко ушел в ней от классического театра, от привычных большинству зрителей образов «светила русской поэзии» и героев великих произведений Александра Сергеевича. Это спектакль с элементами ток-шоу, где на одной сцене – сам Пушкин, Моцарт и Сальери, Дантес, Наталья Гончарова, император Николай I… Причем и Пушкина, и Моцарта играют не актеры, а актрисы. Все действующие лица настойчиво вовлекают в действие самих зрителей, выводя их далеко из привычной зоны комфорта. По итогам фестиваля Гомель получил одну награду: жюри отметило работу молодой актрисы Марии Ходяковой в роли Моцарта специальным призом – «За оригинальное воплощение классического образа».

– Мария, признайтесь, ожидали, что жюри смоленского фестиваля вас наградит спецпризом?

– Нет, я совсем этого не ожидала. Я всегда выполняю свою работу, не ожидая и не требуя за нее каких-то поощрений. Поэтому «не ожидала» – даже не то слово. Не думала!

– Формулировка «за оригинальное воплощение классического образа» удивила вас? Считаете ли вы образ Моцарта, созданный вами, необычным? А может быть, он таким в жизни и был, каким вы его показали?

– Для меня это приятная формулировка. Думаю, что она правдивая. Ко мне подходили зрители и действительно говорили о том, что это воплощение действительно странное. Не понятно, то ли девочка, то ли мальчик… Какое-то неведомое «оно». Знаете, мы с режиссером очень долго искали этот образ, разбирались в том, что же такое на самом деле – природа гениальности. Как ее интереснее показать на сцене, не пользуясь всем известными подсказками. И сошлись на том, что гений – это человек абсолютной, полной свободы. При этом он совершенно не считает себя гением. Творит, не подозревая, что создает шедевр. В его понимании, он делает самые простые вещи. Поэтому, чтобы воплотить образ Моцарта, я старалась быть максимально не привязанной к тому, что этот человек – гений. Я старалась оставаться обычным человеком: даже, в большей степени, ребенком. Это дитя, которое заплачет, если ему сделают больно. Очень доверчивое дитя, которое не скрывает эмоций. Мы очень долго искали зерно образа и нашли его в самый последний момент, буквально за пять дней до премьеры. Я очень боялась, что до премьеры не смогу в него на сто процентов вжиться.

– Моцарт у вас говорит на каком-то странном, неизвестном науке языке… Как понимать этот прием?

– За пять дней до премьеры пришел режиссер и произнес только одно слово: «Тарабарский». И мы сразу поняли друг друга. Да, мой Моцарт говорит на тарабарском языке – но с немецким акцентом. Мне было очень тяжело «изобрести» этот язык. Я буквально ночи напролет слушала, слушала немецкую речь, смотрела немецкие фильмы. По природе это совсем не мой язык, поэтому было сложно. Сложность задачи усиливалась еще и тем, что тарабарщина должна была звучать в канве текста, общего смысла. Почему именно тарабарщина? Просто потому, что гений – это человек, которого не понимают. Он вроде что-то говорит, на том же языке, что и другие люди, – но обычному человеку понять его нельзя… Если только на уровне эмоций по жестам, мимике.

– Когда вы готовились к спектаклю, наверное, тщательно изучали биографию Моцарта, воспоминания современников о нем? Понадобилось ли это?

– Поскольку сначала мы работали именно над классическим образом Моцарта, то да, я изучала его личность по фильмам, книгам, воспоминаниям, его великой музыке – но оказалось, почти ничего из этого моего экскурса не понадобилось. Понимаете, Роман Габриа – такой режиссер, который создает образы здесь и сейчас, отталкиваясь от личностей самих актеров, так что его идея достаточно стремительно перетекла совсем в другое русло. На каждой репетиции у нас все менялось на 180 градусов. Мы никогда не придерживались одного курса. Роман внимательно наблюдал, как я двигаюсь, насколько я пластична… Мне казалось, мы никак не можем найти общий язык, что я не понимаю вообще ничего из того, что хочет от меня режиссер. Позднее я поняла, в чем была моя ошибка: Габриа мне сказал, что я могу делать на сцене все, что хочу, вести себя так, как хочу, – и у меня наступил ступор. У актеров так бывает. Роман сказал: «Ты очень странная, как актриса. Для актрисы это здорово. Поэтому делай то, что делаешь, будь такой, как есть. Тебе не нужно играть, ведь ты и есть Моцарт». Мне понадобилось время, чтобы понять эти слова, отпустить себя и дать себе на сцене полную свободу. Каждый спектакль я выхожу и просто делаю, что хочу. Поэтому у нас не бывает одинаковых спектаклей «Маленьких трагедий», они всегда разные.

– Похоже, таких ролей у вас раньше абсолютно не было…

– Да, я с самого начала поняла, что это что-то нестандартное. Когда началось распределение ролей, мы поняли, что мужских образов в спектакле много, а женский лишь один, Наталья Гончарова, жена Пушкина. При этом актрис режиссеру требовалось трое. Не знали, что и подумать. И тут мне говорят, что я буду играть Моцарта! Вообще, по своему амплуа я травести: с моим высоким голосом, легкой угловатостью, ростом 1,6 м и весом 47 кг могу играть и девочек, и мальчиков. Когда почитала про театр Габриа, то поняла, что ему не нравятся классически красивые артисты: ему нужна нестандартность, фриковатость, нравится вытаскивать даже в каком-то смысле некрасивые нюансы из актеров, чтобы мы были живыми, настоящими. В роли Моцарта мне пришлось искать в себе «мальчика»: занижать голос (пою народные песни, поэтому получилось), ходить, как мальчик. В общем, это была бешеная работа над собой, причем все нужно было делать быстро и легко. Сложнее роли у меня пока еще не было. Но насколько было тяжело репетировать, настолько сильное и яркое удовольствие я получаю от работы над спектаклем сейчас.

– Трактовка Пушкина и пушкинских героев Романом Габриа весьма необычна, в ней много потаенных смыслов. Опирается ли она на реальные факты?

– Как сказал кто-то из членов жюри фестиваля «Смоленский ковчег»: это спектакль-вызов. Это правильная формулировка. Нет, мы ни в коем случае не стремились переписать биографии великих. Мы показали ситуации, которые были на самом деле. Хочу сказать, что Роман Габриа очень любит Пушкина, он поставил не один спектакль по его произведениям. И он никак не мог обидеть своего кумира (скажу по секрету, у Габриа на плече даже есть тату с портретом Александра Сергеевича!). Роман очень много работал с архивными записями, изучал письма поэта и письма его современников, создавал сценарий по архивным документам. В этот сценарий им не вложено ни капли «отсебятины», все по фактам.

Что касается Моцарта, то кто может знать наверняка: может, в какой-то степени он и был таким, как мы его показали? Помните, Сальери говорит: «Ты бог, и сам того не знаешь; я знаю, я». На что Моцарт отвечает просто – может быть. У него – душа ребенка, он такой же, как и мы, но во многом он проще нас. Дети не боятся казаться глупыми. Ранимые, свободные от правил. Поэтому обычный человек, находящийся в плену правил и стереотипов, не может их понять. Я старалась создать образ самого хрупкого Творчества, которое по одному щелчку легко разбить. И если у меня это получилось – значит, я полностью выполнила все задачи режиссера. И это большое счастье!

Беседовала Инна Петрова

Газета «Главная тема» (Смоленск), 17.10.2022 г.
Открыть выпуск газеты в PDF-формате